Все кончено.
В поисках прибежища Сарин оказалась в единственном месте в Каи, где она чувствовала себя в безопасности. Киин впустил ее в дом и крепко сжал, когда она упала ему в объятия. Это был подходящий, хотя и унизительный, конец насыщенного переживаниями дня. Но объятие того стоило. Еще в детстве принцесса решила, что ее дядя умеет обниматься лучше всех: крепкие руки и широкая грудь позволяли ему полностью обхватить даже такую высокую, нескладную девочку, как она.
В конце концов Сарин отпустила дядю, вытерла глаза и мысленно обругала себя за слезы. Киин положил ей на плечо широкую ладонь и повел в столовую, где вся семья, включая Адиена, сидела за столом.
Люкел что-то оживленно рассказывал, но, завидев ее, оборвал речь на полуслове.
— Вспомни о голодном льве, — процитировал он джин-доскую поговорку, — он и появится.
Затуманенные, грустные глаза Адиена нашли лицо Сарин.
— Шесть тысяч семьдесят два шага отсюда до Элантриса, — прошептал он.
На мгновение за столом воцарилась тишина. Ее нарушила Кэйс, девочка подпрыгнула на стуле и громко воскликнула:
— Сарин! Они правда пытались тебя съесть?
— Нет. — Принцесса опустилась на свое место за столом. — Они всего лишь хотели получить немного еды.
— Кэйс, оставь кузину в покое, — твердо приказала Да-ора __ у нее был трудный день.
— Я все пропустила, — надулась девочка. Она сердито посмотрела на брата. — И почему ты заболел?
— Я не виноват! — запротестовал Даорн. Он не выглядел, как будто жалеет, что пропустил схватку.
— Цыц, дети! — прикрикнула Даора.
— Ничего страшного, — сказала Сарин. — Я могу рассказать.
— Тогда рассказывай, — откликнулся Люкел. — Это правда?
— Да. На нас напала группа элантрийцев, но никто не пострадал. С нашей стороны.
— Нет, — настаивал Люкел. — Я имел в виду короля. Правда, что ты кричала на него, пока он не сделал по-твоему?
Сарин стало нехорошо.
— Нас слышали?
В ответ Люкел рассмеялся.
— Ходят слухи, что тебя слышали даже в главном зале. Йадон до сих пор носа не показывает из кабинета.
— Я немного увлеклась.
— Ты поступила правильно, дорогая, — заверила ее Даора. — Йадон привык, что двор встает навытяжку, стоит ему чихнуть. Скорее всего он даже не знал, как поступить, когда кто-то наконец решился дать ему отпор.
— Дать ему отпор совсем не трудно, — покачала головой принцесса. — Под фасадом грубияна он очень неуверен в себе.
— Многие мужчины таковы, — согласилась Даора.
Люкел хмыкнул.
— И как мы без тебя обходились, кузина? Жизнь была такой скучной, но тут приплыла ты и решила ее разнообразить.
— Я бы предпочла, чтобы жизнь оставалась менее разнообразной, — пробормотала себе под нос Сарин. — Когда Йадон немного отойдет, он будет в ярости.
— Если он будет плохо себя вести, ты всегда можешь накричать на него заново, — посоветовал Люкел.
— Нет, — серьезно вмешался Киин. — Она права. Король не потерпит, чтобы ему публично читали выговор. Возможно, нам грозят неприятности.
— Либо же он решит отречься от престола в пользу Сарин, — со смехом возразил ему пасынок.
— Страхи вашего отца сбываются, госпожа, — донесся от окна голос Эйша. — Он всегда боялся, что Арелону с вами не справиться.
Сарин кисло улыбнулась.
— Они вернулись?
— Вернулись, — ответил сеон. Принцесса посылала его убедиться, что гвардия послушалась королевского приказа и вернулась во дворец. — Капитан тут же отправился к королю, но ему пришлось уйти ни с чем, когда его величество отказался впустить его.
— Негоже солдату видеть, как его король рыдает навзрыд, — вставил Люкел.
— В любом случае, — продолжал Эйш, — я…
Его прервал стук в дверь. Киин вышел из столовой и вернулся с горящим нетерпением лордом Шуденом.
— Миледи, — поклонился тот принцессе и повернулся к Люкелу. — Я только что слышал очень интересную новость.
— Все верно, — немедленно заверил его друг. — Мы спросили у Сарин.
Шуден покачал головой.
— Другая новость.
Сарин в тревогой вскинула голову.
— Что еще могло сегодня произойти? Глаза джиндосца заблестели.
— Вы ни за что не угадаете, кого забрал шаод.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Хратен не пытался скрыть превращение. Он строго и торжественно вышел из покоев и представил свое проклятие на обозрение всей часовни. Дилаф как раз вел утреннюю службу. Верховный жрец подумал, что потеря волос и покрытая пятнами кожа стоят того, чтобы увидеть, как коротышка-артет, спотыкаясь, в ужасе пятится от него.
Вскоре за Хратеном пришли кораитские жрецы. Они накинули на него просторную белую мантию, чтобы скрыть уродство, и увели из опустевшей часовни. Джьерн подавил усмешку, когда увидел, как из ниши за ним в смятении наблюдает Дилаф; впервые артет не потрудился скрыть свою ненависть.
Кораитские жрецы отвели его в свою церковь, раздели, обмыли покрытое темными пятнами тело водой из реки Аредель. Потом обрядили в другую белую мантию, сотканную из толстых нитей, похожих на лоскутья. После омовения и одевания они расступились и дали дорогу Омину. Невысокий лысеющий глава арелонских кораитов тихо благословил Хратена и начертил на его груди эйон Оми. Глаза арелонца выдавали намек на удовлетворение.
После джьерна под монотонный речитатив повели по городским улицам. У самого Элантриса путь им преградил полк в плащах королевской гвардии. Солдаты не выпускали из рук оружия и приглушенно переговаривались. Хратен удивленно их разглядывал — по собственному опыту он узнал людей, готовых к битве. Омин какое-то время спорил с капитаном элантрийских гвардейцев, а другие жрецы отвели джьерна в приземистое здание рядом с караулкой, с вырезанным на стенах эйоном Оми: дом ожиданий.
Через маленькое окошко верховный жрец наблюдал, как бегом появились двое усталых солдат и передали войску Иадона свернутый в трубку лист бумаги. Капитан прочитал его, нахмурился и затеял спор с одним из посланцев. Тут вернулся Омин и объяснил, что им придется подождать.
И они ждали почти два часа. Солнце опустилось к самому горизонту, когда элантрийские гвардейцы наконец согласились впустить Хратена в город. Жрецы сунули ему в руки корзинку с приношениями, прочитали последнюю молитву и впихнули в ворота.
Хратен оказался в великом городе. Он стоял на проклятой площади, его голова облысела, а кожу покрывали крупные черные пятна. Он стал элантрийцем.
Изнутри город почти ничем не отличался от вида со стены: грязный, дотлевающий и полный скверны. Джьерну там было не место. Он повернулся лицом к воротам, отбросил в сторону корзинку и повалился на колени.
— О Джаддет, властелин всего сущего, — начал Хратен. Его твердый голос звучно разносился над площадью. — Услышь мольбу слуги твоей империи. Сними проклятие, отравившее мою кровь. Верни меня к жизни. Я обращаюсь к тебе властью своего положения, как святейший джьерн.
Ответа не последовало. Тогда он повторил молитву. Потом повторил снова, и снова, и снова…
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Когда Саолина опустили в озеро, веки хоеда вздрогнули, но не открылись. Его монотонное бормотание стихло. Несколько мгновений он покачивался на поверхности воды, потом глубоко вдохнул, вскинул к небесам руки и растворился в прозрачной синеве.
Раоден с грустью наблюдал за уходом друга. Они ждали три дня, вопреки всему надеясь, что к закаленному боями солдату вернется разум. Чуда не произошло. Они отнесли его к озеру не столько из-за ужасной раны, сколько потому, что Раоден знал: он никогда не сможет переступить порог Зала павших, если там будет лежать Саолин. Ему не хватит мужества раз за разом выслушивать: «Я подвел господина Духа».
— Пошли, сюл, — сказал Галладон. — Его больше нет.
— Я знаю.
«И это моя вина», — подумал Радеон. Сейчас боль, терзающая тело, казалась ничтожной в сравнении с болью душевной.